Если когда-нибудь наши потомки, так же, как и мы, любящие всё и вся классифицировать, решат вдруг составить рейтинг самых значимых политиков Молдовы рубежа веков, споров будет много. Будут спорить о каждой строчке этого импровизированного списка. И только о первой спорить не будут. Тут ясно: и в последнее десятилетие 20-го века, и в первое 21-го, и даже теперь, накануне 71-го своего дня рождения самым уважаемым политиком страны остаётся председатель Партии коммунистов, третий президент страны Владимир Воронин.
Коммунист, а не «член партии»
Политический и карьерный путь Владимира Воронина, разумеется, невозможно рассматривать без того его жизненного периода, который тесно связан с Советским Союзом, его структурами — партийными и исполнительными. В трудовой биографии можно заметить и такие места работы: глава райисполкома, заведующий отделом в центральном комитете молдавской Компартии и совете министров, первый секретарь горкома в Бендерах, глава МВД… На первый взгляд, может показаться: стандартная биография иерарха советской системы. Но только на первый взгляд. Тут всё нужно рассматривать глубже.
Годы становления Воронина-руководителя, а затем как следствие и Воронина-политика проходили в позднее «хрущёвское» и раннее «брежневское» время. Это были отнюдь не первые послереволюционные годы, и даже не послевоенные. К началу 60-х годов Коммунистическая партия Советского Союза была уже отнюдь не тем «авангардом советского народа» образца первой половины прошлого века. В КПСС состояли если не все, то очень и очень многие. И путь, разумеется, у всех был разный. Что стало особенно понятно уже в первые годы после распада СССР.
При анализе судеб различных функционеров «до и после Союза» невольно приходят на ум реформы петровских времён, когда некогда неделимое дворянство было поделено на старых «столбовых дворян» и «служилых». Потомкам дворянских родов тогда было вменено в обязанность получать образование и проходить службу. «Служилыми» становились те, кто, начав «с низов», зарабатывали право на дворянский титул вместе с успехами на военной или гражданской службе. Советская номенклатура — высший слой общества в поздний период существования страны, где дворян уже не было, а капиталистов не могло появиться, — тоже характеризуется подобным разделом. Один тип людей предпочитал с самого начала самостоятельной жизни метить на места партийных, комсомольских, профсоюзных «аппаратчиков», что лишало их необходимости работать в поле или на заводе, но обеспечивало уютными кабинетами, льготами, дефицитными товарами и всеобщей узнаваемостью. Нарабатывая навыки номенклатурной системы, такие типажи порой добивались небесных высот через кулуарные интриги. Совсем другой тип представляли собой простые труженики, начинавшие на нелюбимых карьеристами заводах, колхозах, сельских школах и больницах — как говорили в те времена, «на производстве». Такие, сумев пройти путь от простого рабочего до заметного руководителя, оказывались на виду у единственной и правящей партии и неизменно должны были влиться в её систему. Такие тоже добивались успеха, поскольку КПСС отличалась не только наличием протекционизма, но и завидным стратегическим умением в плане «кадрового вопроса».
Разумеется, в каждом правиле есть свои исключения. История Молдовы знает людей, которые начали с комсомольско-партийной работы, но предпочитали подковёрным играм работу на комсомольских стройках, а в дни распада страны защищали от разъярённых националистов красные знамёна. Равно как знают и некогда «простых ребят», которые, став во главе крупного колхоза или райисполкома, превращались в удельных царьков и самодуров. Но тенденция, полагаю, понятна. Не случайно, сам Владимир Воронин, уже будучи президентом страны, скажет в одном из интервью: «СССР развалился, поскольку «членов партии» стало больше, чем коммунистов».
Странным образом именно те, кто был обязан КПСС всем: карье-рой, именем, связями, богатством — и стали первыми ренегатами, стремившимися уничтожить любое напоминание о собственном прошлом. В отличие от описанных Чингизом Айтматовым манкуртов они забывали о своей бывшей жизни вполне добровольно. И делали это с особенным остервенением, уничтожая как собственную историю, о которой им могли бы напомнить, так и историю своих отцов и дедов, на фоне которых они бы выглядели слишком мелко. И, конечно, подобно Генриху из пьесы Михаила Шварца, проклиная коммунистического «дракона», говорили о собственной роли при драконьем дворе: «Нас всех так учили». На что находчивый Ланселот возражал: «Если всех учили, то почему именно ты стал первым учеником, скотина эдакая?»
В самом деле именно те, кто был для Воронина «товарищем по партии» в советское время, а в независимой Молдове — политическим оппонентом, полностью попадают под такие определения. Кем бы стал простой студент Пётр Лучинский, если бы ещё на третьем курсе не стал комсомольским инструктором? Неизвестно, ведь за все годы существования СССР он нигде, кроме комсомольско-партийных органов, не работал. Что не помешало бывшему члену политбюро возглавить ликвидационную комиссию молдавской Компартии. Точно так же, как это не помешало возглавить ликвидационную комиссию ЛКСМ будущему премьеру Дмитрию Брагишу, которого столь своевременное начало комсомольской карьеры превратило из простого инженера тракторного завода в функционера всесоюзного значения. А был бы нам сегодня известен продавец и прораб из Бричанского района Серафим Урекян, если бы он столь вовремя не стал партийным, а затем профсоюзным «вожаком»? И интересуют ли сегодня хоть кого-нибудь литературные произведения знаменитого «румына» Иона Хадыркэ, который в столь ненавистное ему советское время существовал за счёт своих хвалебных стихов про Ленина и зарплаты, которую ему платила ненавистная КПСС за службу парторгом в Союзе писателей?
Когда выходец из села Коржова с левого берега Владимир Воронин окончил Кишинёвский кооперативный техникум, его первым местом работы стала вовсе не какая-нибудь столичная аппаратная должность, а место заведующего хлебопекарней в Криулянах. Ему предстояло доказывать свои навыки на практике, будучи, что называется, «одним из всех». И, как видно, удалось — главой хлебобулочного завода он становится в 25 лет. А ещё через пять лет становится ясно, что окончивший к тому времени Всесоюзный институт пищевой промышленности Воронин — руководитель далеко не самого слабого уровня и может проявить себя далеко не только в руководстве отдельного, хоть и крупного по молдавским меркам, объекта. Председателем горисполкома в одном из крупнейших городов страны — Дубоссарах — Воронин становится в 30 лет. Такой взлёт был бы завидным даже для человека, наработавшего немалые связи в советско-партийной «элите». Когда же в 30 подобную должность получает «выходец из низов» — это говорит о многом.
Воронин начинает работать в исполнительных и партийных структурах. Он работал в разных городах: за Криулянами и Дубоссарами последовали Унгены, Кишинёв, Бендеры. Где о нём сохранится память и в 90-е и в 2000-е. Например, в Бендерах один из многоэтажных домов жители до сих пор называют «домом Воронина», вспоминая, как первый секретарь горкома, «партийный небожитель», переехал на стройку, поставил стол среди четырех голых стен и не выезжал, пока дом не был сдан в срок.
Систему советской Компартии каждый мог использовать не для нахождения надёжных связей, а для поиска связей рабочих. Это и послужило трамплином для политической деятельности Воронина уже после распада СССР. Работая с людьми, он, сам того не зная, уже делал первые шаги по формированию своей будущей команды. Потому и сумел впоследствии сформировать и возглавить политическую партию в полуподпольных условиях. Будь он стандартным карьеристом советского розлива, карикатурным «членом партии» — ему бы подобное никогда не удалось.
«Варяг», ставший офицером
Последним местом работы Владимира Воронина в советский период стало Министерство внутренних дел. Впоследствии оппоненты не раз будут пытаться ставить ему в вину работу «главным милиционером страны». Делалось это, очевидно, из желания как-то связать популярного политика с силовыми ведомствами — всё-таки всегда был определённый процент населения, который милицию и полицию не любит. Расчёт не сработал.
Владимир Воронин в самом деле не проходил до своего назначения милицейской службы, не вёл дел, не имел опыта в оперативно-розыскной работе. Его «перебросили» на пост министра с партийной деятельности. Таких руководителей в советское время называли «варягами со стороны».
И тем не менее «варяг» Воронин оказался человеком, для которого действительно важно понятие «офицерская честь», вне зависимости от того, получил ли он погоны за долгую службу в органах или «по должности». Это было более чем красноречиво продемонстрировано 10 ноября 1989 года — аккурат в День советской милиции. Новые обще-ственно-политические реалии преподнесли всему составу молдавского МВД и лично министру Воронину крайне сомнительный подарок — штурм здания министерства агрессивно настроенными националистами.
Сегодня многие спорят о том, какое событие стало краеугольным камнем в истории Молдовы, которая в то время приближалась к своей независимости. Но на самом деле вовсе не принятие Декларации независимости, не смена символики и даже не утверждение Конституции стало подлинным «часом истины». Им был день штурма МВД, поскольку именно от того, как поведёт себя в этой экстремальной ситуации руководство министерства, зависело, по какому пути пойдёт история зарождающейся республики. Пролейся тогда кровь наступавших, появись человеческие жертвы — и страна оказалась бы на пороге подлинной гражданской войны — не на линии фронта по Днестру, а всех со всеми в разных городах и сёлах. Позволили бы сотрудники МВД захватить здание — и националистический угар был бы возведён в квадрат, а о нормальном развитии государства хотя бы через десятилетие можно было забыть.
Час истины для страны и её народа стал часом истины министра Воронина — на вышестоящее начальство в тот момент надежды не было, поскольку в распадающейся огромной стране оно, как в старом диссидентском анекдоте, «колебалось вместе с курсом партии».
Владимир Воронин известен как убеждённый сторонник молдавской государственности, глава много лет подряд защищающей это понятие партии. В то же время расцвет Воронина как партийного функционера пришёлся аккурат на тот период, когда в молдавскую инфраструктуру вкладывались огромные средства «из центра». Работая в этой системе, он не мог не видеть, как развиваются молдавские города и сёла. Сам он рассказывал то, что сегодня просто невозможно представить: в стране не хватало цемента, котельца для всех строек, и заводских директоров подкупали, чтобы первыми получить материалы. Иначе можно было получить по первое число за «невыполнение плана». Конечно, он не мог не сожалеть о том, с какой яростью всё сделанное превращается в пыль. В то же время человек, хоть на йоту любящий свой народ, никогда бы не смог позволить, чтобы во время штурма пролилась кровь. Воронин сумел не упустить ситуацию из-под контроля. Несмотря на тысячи нападавших, использование «штурмовиками» детей, блокирование всех подъездов к министерству и «бомбардировку» здания бутылками с зажигательной смесью, людских жертв удалось избежать. И как следствие избежать удалось гражданской войны.
Офицером Воронина сделало не только или не столько окончание Академии МВД в Москве, где он был одним из самых возрастных слушателей. Понятие офицерства появилось у него в Кишинёве, непосредственно в процессе работы в министерстве.
Возвращение
В начале 90-х подавляющее большинство видных функционеров предпочитали ковать железо, пока горячо — приспосабливаться к новым политическим реалиям. Кто-то сжигал партбилет и объявлял себя «борцом за национальные ценности». Кто-то уходил в тень и использовал накопленные связи для личного благосостояния. Кто-то пытался удержаться на плаву за счёт ностальгических настроений изрядного числа граждан, разочарованных происходящим. Воронин же гнаться за властью не стал. Перерыв, возможно, именно то, что необходимо в таких случаях.
Развал старой системы, неуклюжее становление новой, тотальное отрицание былых ценностей, нежелание старых знакомых быть знакомыми — всё это потребовало бы передышки и от очень сильного человека. «Накануне этих событий у меня была всего одна седая прядь, а после за год я весь поседел», — расскажет впоследствии Воронин.
И тем не менее «перерыв» можно считать вполне оправданным, учитывая ту роль в молдавской политике, которую начал играть Владимир Воронин после своего возвращения в Кишинёв. Поскольку именно его участие стало определяющим в воссоздании Партии коммунистов Республики Молдова.
Воронин никогда не претендовал на то, чтобы называть себя «первым из первых». Разумеется, мысль о том, чтобы воссоздать в Молдове запрещённую Партию коммунистов приходила в голову не ему одному. Инициативные группы создавались разными людьми, и не только в Кишинёве. Были в республике даже населённые пункты, где жители отказались признавать запрет Компартии и сохранили её структуры.
Для того чтобы создать подлинную политическую силу, представляющую избирателей всех регионов, обладающую понятной всем современной повесткой дня, необходимо было реализовать три задачи. Первая: объединить разрозненные группы желающих восстановления партии активистов. Вторая: привлечь к процессу людей, способных как разработать идейную составляющую, так и наладить бесперебойную работу организационно-партийной системы. И третья, самая важная: «интегрировать идею». Так, чтобы первичные организации и районные комитеты будущей ПКРМ создавались по всей республике. Для всего этого нужен был лидер или группа людей, работающая на консолидацию. Таким лидером-объединителем стал Владимир Воронин. «Ядро», которое смогло консолидировать людей по всей республике, было создано им.
К слову сказать, избрание именно Владимира Воронина главой Партии коммунистов Республики Молдова, как рассказывают старожилы партии, вовсе не выглядело на первых порах настолько однозначным. В особенности он не выглядел однозначным для самого Воронина. Сначала было избрано трое сопредседателей республиканского совета возрождённой ПКРМ — все разного возраста и из разных регионов. Как вспоминал сам Воронин, это было сделано «для того, чтобы хоть один оставался на свободе, если будут развязаны репрессии». Но и до того, как ПКРМ избрала своего первого секретаря, обсуждались самые разные кандидатуры. И тем не менее та консолидирующая роль, которую играл в этом процессе Воронин, вела его в лидеры, вне зависимости от собственного желания.
Шаги к победе
После того как Партия коммунистов материализовалась в качестве разветвлённой сети первичных организаций, а барьер в виде запрета «имени президиума парламента национал-патриотов» удалось преодолеть, предстояло участвовать в избирательных кампаниях. Экзамен был достаточно важный, поскольку кампаний намечалось сразу же три в течение трёх лет. Парламентские выборы 1994 года, всеобщие выборы местных органов власти в 1995-м и, наконец, президентская кампания 1996-го. В каждом из случаев возникал вопрос: должны ли коммунисты действовать самостоятельно или блокироваться с другими партиями?
В 1994 году полузапрещённые коммунисты прошли в парламент по спискам блока «Единство», которые составили Социалистическая партия Валерия Сенника и Интердвижение Петра Шорникова. Блок получил 28 мандатов в парламенте и возможность влиять на формирование власти. Коммунисты получили неплохой для «новой» партии ресурс: Василий Иовв был назначен министром транспорта, ещё пятеро его коллег создали свою группу в парламенте. С фракцией «Единство» в какой-то момент рассорились и действовали отдельно. Что, однако, не мешало работать на общие ценности, когда решался вопрос о названии языка в Конституции или об особом правовом статусе Гагаузской автономии.
Владимира Воронина не было в списке кандидатов на выборах 1994 года. Этот пример из истории крайне характерен. Множество политических партий в разные годы блокировались на выборах с более заметными формированиями. Но не было такого, чтобы их лидеры отказывались от возможного получения депутатского мандата. Они в случаях, когда им не давали проходного места, предпочитали прекращать переговоры и действовать самостоятельно, пока не удастся добиться попадания в парламент без помощи, а чаще — пока партия не развалится. На их фоне Воронин выделяется тем, что в важный момент предпочёл думать не о собственном удобстве, а о перспективах партии, которая доверила ему руководство. Он прекрасно понимал: опыт работы коммунистов в новом парламенте (впервые Молдова избирала депутатов по партийным спискам, а не одномандатным округам) будет неоценим.
Годом позже уже привыкшие к изменившейся политической системе коммунисты смогли позволить себе участвовать в местных выборах самостоятельно, а не «прицепом» к другим партиям. Заявка была амбициозная, и тем не менее снова сыграл «фактор Воронина» в формировании команды партии, которая строилась совсем не по тому принципу, чем даже у коллег по «левому» политическому цеху. К примеру, в Интердвижении было немало ярких общественных лидеров, но почти все они были представителями столицы, да к тому же представляли только две социальные группы: академические работники или бывшие работники разрушенного новой властью промышленного комплекса. Соцпартия была представлена шире, но представляла, помимо Кишинёва, в основном только северные районы и некоторые из южных (ставка на места проживания национальных меньшинств), и к тому же почти все лидеры были людьми преклонного возраста, из старых функционеров. Воронин же в руководстве ПКРМ продвигал кадровую политику, которую можно было бы охарактеризовать принципом: «разные районы — разные профессии — разные этнические группы — разные поколения». Уже тогда он вполне комфортно чувствовал себя в партии рядом с людьми значительно моложе себя.
Разность в «партийном подходе» между Ворониным и лидерами других партий сказалась на выборах 1995 года полностью. На выборах местных, районных советников и примаров населённых пунктов — по всем трём показателям — «полупарламентская» ПКРМ получила в три и более раза больше голосов по сравнению с входящим в правящую коалицию блоком «Единство». Это была уже настоящая победа, а не заявка на политическое состояние. А ещё год спустя «экзамен» предстоял и самому первому секретарю ЦК ПКРМ Владимиру Воронину — выборы президента.
Сказать, что Воронин рисковал, согласившись выдвинуться кандидатом от своей партии в президенты, — не сказать ничего. Тогда вообще мало кто верил, что на всенародных выборах кто-либо сможет вклиниться в борьбу между тремя высшими руководителями государства: президентом Мирчей Снегуром, премьер-министром Андреем Сангели и спикером парламента Петром Лучинским. Воронин принял этот вызов и доказал, что обладает достаточным потенциалом не только как глава партии, но и как политик в целом. Не будучи даже депутатом, он опередил на тех выборах действующего премьера Сангели. И как следствие голоса сторонников коммунистов стали решающими во втором туре — благодаря им перестал быть президентом Снегур.
Стоит подчеркнуть, что решение о том, как себя вести на президентской кампании, вызывало жёсткие дискуссии во всех тогдашних левых партиях. Не избежала этого и ПКРМ — её региональные лидеры требовали участвовать в выборах непременно с собственной кандидатурой, в то время как определённая часть кишинёвских функционеров склонялась к тому, чтобы поддержать Сангели как наиболее «приемлемого». Остаётся только догадываться, сколько бы продержалась ПКРМ на политическом поле, если бы Владимир Воронин тогда позволил себе минутную слабость. Для других политические групп (раскололись из-за выборов президента и Соцпартия и Интердвижение) те выборы стали началом конца. Поддержавшие Сангели потерпели фиаско: даже с добавлением к его рейтингу голосов опередившего его Воронина нельзя было получить результат для прохождения во второй тур. Поддержавшие Лучинского скоро забылись: они выглядели слишком мелко в сравнении с коммунистами, решившими по сути исход второго тура. Не появилось и другого успешного кандидата от «левых». Отколовшаяся от Соцпартии группа депутатов тоже выдвинула своего кандидата — Веронику Абрамчук, но та получила на выборах девятое место из девяти кандидатов. Как сказал бы легендарный полководец Александр Суворов: «Дерзость есть, а где же уменье?»
Те члены ПКРМ, которые выступали против «смелого» выдвижения собственного кандидата, к слову, из партии вышли и создали собственный «Союз коммунистов Молдовы». Но судьба их была незавидна: одна провальная кампания и забвение. Не было у них ни одного политика, который мог бы стать лидером национального масштаба.
Воронин же этим «званием» уже обладал. Ещё не став депутатом, он уже был лидером силы, которую сделал одной из самых значимых в республике. Это ещё раз было подтверждено парламентскими выборами 1998 года, когда ПКРМ получила 40 мандатов и стала крупнейшей парламентской партией. Только пещерный антикоммунизм других парламентариев (даже тех, которые пытались приписать себе левые ценности) оставил тогда коммунистов в оппозиции. И тем не менее будущая победа коммунистов на парламентских выборах с каждым месяцем становилась всё более неизбежной. Воронин полностью отказался обыгрывать пресловутый «ностальгический фактор». Возглавляемая им фракция выходила с актуальными предложениями по конкретным актуальным направлениям. Это привлекало к партии всё больше избирателей.
О роли Владимира Воронина в молдавской политике говорит и то, что лозунг «Воронин — президент, коммунисты — в парламент», использованный ПКРМ на выборах 2001 года, многими исследователями до сих пор считается лучшим в истории предвыборных политтехнологий страны. Рейтинг лидера ПКРМ к тому времени превысил рейтинг крупнейшей партии. Даже «обслуживающие» другие партии газеты ссылались на результаты опросов, в которых Воронин лидировал в графе: «кого из представителей других партий вы хотели бы видеть в той, за которую голосуете».
В результате именно Владимир Воронин стал первым в истории современной Молдовы президентом, пришедшим к посту со всенародной поддержкой, а не через «безальтернативные выборы», как Снегур, голосование «от противного», как Лучинский, или через парламентский сговор, как, прости, Господи, Тимофти.
«Председатель страны» и партии
После победы 2001 года первый секретарь ЦК Партии коммунистов Владимир Воронин становится уже её председателем. Забавная игра слов: если по-русски слова «председатель» и «президент» звучат по-разному, то в молдавском слово одно — preşedinte. Крайне символично — Воронин в течение восьми лет был подлинным «председателем страны». И уже потом — партии.
За восемь лет Владимир Воронин побывал во всех населённых пунктах Молдовы, причём не один раз. По той простой причине, что ездил не только и не столько во время предвыборных кампаний. Это для него было вполне логичным исполнением служебных обязанностей.
Воронина не раз критиковали за объявленный на государственном уровне курс на европейскую интеграцию. Но, однако, «евроинтеграция по Воронину» отнюдь не та смешная интерпретация, которую демонстрирует сегодня правящий альянс. Воронин не пытался завернуть всё неприглядное в броскую «европейскую» обёртку. Его курс был направлен на развитие европейских ценностей, а не на декларативное стремление вступить в Европейский союз. И, кстати, идея была предложена именно тогда, когда Воронин и ПКРМ могли не переживать за исход будущих выборов — достаточно было бы уже сделанного в плане «наведения порядка» в стране. Идея была, конечно, предложена на перспективу. И в разделённой по принципу «Восток — Запад» стране эта идея стала настоящим «народным компромиссом», объединительной идеей.
Внешнеполитичес-кая идея Воронина заключалась ещё и, наверное, в старом афоризме: «Большие страны проводят большую политику, маленькие — мудрую». При Воронине не существовало и не могло существовать слепого преклонения перед одной из сверхдержав и показной ненависти к её конкурентам. Была отдельная позиция по каждому отдельному вопросу. Как бы ни хотели США признания Косова, как бы ни хотела Россия признания Абхазии и Южной Осетии, президент Воронин прекрасно понимал, что и то и другое ужасно скажется на процессе разрешения приднестровского конфликта. В других вопросах подход был такой же — практичный. Владимир Воронин не стал пешкой в чужих руках, которую могут и списать. Чаушеску в Румынии в своё время не помогла слепая ставка на Вашингтон, точно так же как Акаеву — такая же ставка на Москву. Воронин делал ставку на Молдову. И, наверное, именно потому второй в его жизни кошмар (после штурма МВД), который случился 7 апреля 2009 года, Воронин снова пережил, не отдав власти в руки погромщиков через гос-переворот и не запачкав руки кровью.
В плане экономической политики в Воронина тоже летели копья. Его критиковали одновременно и за «продвижение советских ценностей» и за «ненастоящий коммунизм». А между тем о необходимости экономических преобразований далеко не «советского» толка новый президент заявил ещё в своей первой инаугурационной речи в 2001 году. Будучи государственником, Воронин выбрал: в первую очередь нужно задумываться о нуждах людей. Он знал, что страна с разрушенной промышленностью и нищенствующим аграрным сектором не может в одночасье стать «государством рабочих и крестьян». Он знал, что страну, где половина населения работает на рынках, «новая национализация» полностью убьёт. Поэтому создал вместе со своей командой «свой собственный нэп» — так иногда называют экономические реформы правящей ПКРМ. И вместе с тем все годы у власти Воронин ни разу не допустил, чтобы сокращались бюджетные расходы на социальную сферу. Повышение зарплат бюджетников и пенсий, восстановление школ и больниц, поднятие роли отдельных населённых пунктов, программы по развитию молодёжи — одним словом, инвестиции в человеческий фактор. Сейчас, когда строится тотальный, людоедский либеральный режим, в котором человек — досадная обуза на пути «освоения» грантов, кредитов, таможенных сборов и приватизационных программ, идеологическая составляющая такой политики стала более отчетливой. Да, именно такая политика, такие представления о мире и обществе сегодня дают основание коммунистам называть себя коммунистами.
Персонаж Рэя Брэдбери говорил: «Мы живём в том, к чему прикасались наши руки, и наши руки должны изменять то, к чему прикасаются». Другую замечательную фразу сказал знаменитый сибирский гитарист Дмитрий Селиванов: «Настоящий лидер должен не только постоянно меняться сам, но и подтягивать за собой сторонников». Владимир Воронин, несомненно, был и остаётся тем человеком, который не только меняет ситуацию вокруг себя, но и адекватно реагирует на изменения, находя способы к ним приспособиться — и изменять ситуацию дальше. Это и отличает его от тех политических лидеров, которые сходят на нет после первой же неудачи. Это и позволило ему полтора десятилетия подряд оставаться самым уважаемым политиком Молдовы и стоять во главе самой мощной, влиятельной, живой партии в современной истории нашей страны.